Брат 2, 2000

Иронический криминальный боевик.

Дело не в том, что это плохое или подлое кино. Оно всего лишь простое, как три копейки (пусть и снято не за маленькие деньги). И вот эта простота хуже всего. В профессионализме режиссёру, конечно же, не откажешь. Отдельные сцены и даже фразы, особенно в отрыве от самого фильма, воспринимаются даже на «бис», словно эстрадные репризы. Русский националистический, а порой и расистский пафос, вычитываемый в этой картине особо обиженными критиками, — на самом-то деле, демонстративно-провокационное развитие автором тех критических ожиданий, которые были сформированы кое-кем ещё при просмотре «Брата».

Не случайно и то, что создатели намеренно не хотели показывать «Брат 2» журналистам, будто и не сомневаясь, что они всё равно его разругают, попавшись на закинутый крючок. А вот обычные зрители, напротив, со смехом и аплодисментами встретили похождения киллера Данилы Багрова сначала в Москве, а потом в Америке, которой он грозился устроить «кирдык» ещё в конце первого «Брата». Напрасно Алексей Балабанов лукавил, что отнюдь не предполагал такой реакции публики. Он, наоборот, только на подобное и рассчитывал. Однако опоздал на полтора года. Появись лента, как это задумывалось, на рубеже 1998—1999 годов, то могла бы произвести куда более впечатляющий эффект. Помешал опередивший её «Ворошиловский стрелок» Станислава Говорухина.

Как это ни парадоксально, но старик-пенсионер, жестоко мстящий за изнасилование своей внучки, и молодой парень, который вроде как прошёл Чечню и начал устраивать кровавые разборки в Москве и Чикаго ради восстановления своеобразно понимаемой им справедливости, являются, по сути дела, близнецами-братьями. Теперь они действительно не прикрываются социальными идеями, а творят исключительно личное правосудие во имя родственных или дружеских чувств. Но пафос-то действий остаётся по-прежнему большевистским: «если враг не сдаётся, то его уничтожают», «к царству свободы дорогу грудью проложим себе», ну и т. д.

Если любовью к родине отныне называется «мочиловка в сортирах» далеко за пределами отчизны, верхом неполиткорректности — обзывание афроамериканцев «долбаными ниггерами», а давно обещанным «кирдыком» для Америки — по-детски наивное устранение десятка или двух десятков нехороших американцев и тех, кто просто подвернулся Даниле Багрову под руку… То в этом случае «Брат 2» клевещет на российский народ куда оскорбительнее, чем немалое количество американских фильмов, где русским хотя бы приписывают глобальные планы ядерного шантажа, на худой конец — терроризирование какого-нибудь международного аэропорта. А тут — будто жалкие покусывания слепней, от которых американские коровы вынуждены лениво отмахиваться хвостом. И какой же порядок наводит Данила-воин в Америке, если смог облагодетельствовать и без того зажравшегося русского хоккеиста, бросить своего старшего брата на попечение тамошней полиции, раз уж так озабочен только деньгами, прихватить с собой в Россию бывшую соотечественницу-проститутку, которая верно его спрашивает: «А что я там буду делать?». Видимо, то же, что и в США.

Разумеется, большой ошибкой было непременное желание автора послать своего героя куда подальше — то есть в Америку, где ему вообще не стоило появляться, поскольку и на родине есть немало поводов «нести людям правду, в которой сила». Но в заокеанских сценах хоть появляется какая-то энергетика, которой всё-таки днём с огнём не сыщешь в московских эпизодах. И вовсе не одномерный, а по-своему даже загадочный персонаж, явившийся в химерный Петербург неизвестно откуда, приобретает в первопрестольной столице явно упрощённое воплощение, тавтологическое по отношению к прежнему Даниле Багрову и вообще к реальности. Подобно тому, как Ирина Салтыкова играет себя же, имея тут случайный роман с Данилой (кстати, удивительно, что герой, который знает в лицо Леонида Якубовича и Валдиса Пельша, вообще не представляет, кто такая Салтыкова, тоже не вылезающая из телеэкрана!), и целый ряд так называемых знаменитостей наличествуют в собственном качестве, то невольно создаётся впечатление тотальной тавтологии. Одно повторяет другое, другое — третье, и так — до бесконечности.

Сложная, полисмысловая, философско-психологическая структура предшествующей условной петербургской трилогии Алексея Балабанова («Трофимъ»-«Брат»-«Про уродов и людей») скукоживается в «Брате 2» до шаржированного киноплаката, в котором закономерно большинство шуток и экстравагантных поступков достаются уже не Даниле Багрову, а его старшему брату Виктору по кличке Татарин. И этот эксцентрический персонаж времён «постперестроечного загула» решительно выбрасывается за борт истории, а главный герой, который превратился в явно узнаваемого и просчитываемого (поэтому менее интересного) типа из новейшей реальности, возвращается Балабановым в родные пределы, пусть он и поклялся, что не будет ни «Брата 3», ни «Брата 4».

Однако общественное клонирование Данилы Багрова произошло ещё до появления замысла «Брата 2» — режиссёр лишь постарался поспеть за народным спросом и максимально упростить героя, сделать более плоским и доступным. Получайте же таким, каким многие его, к сожалению, и восприняли односложно. Художник-интеллектуал прогнулся перед народом — словно на спор или же назло прилипчивым критикам. «Вы хочете песен — их есть у меня». У него появилось железное алиби: «мой фильм любят зрители». Для одного из лучших постановщиков 90-х годов это даже простительно. Мало кто устоит перед искусом мгновенного широкого признания (вспомните о молодом фотографе-операторе из фильма «Про уродов и людей», который тоже пожелал прославиться, пусть и «грязными картинками»). Надо бы только помнить, что любовь публики весьма переменчива, а искусство (по теории) вечно.
Разброс суждений о «Брате 2» даже среди обычных зрителей (не говоря уже о критиках) оказался очень широким. И тут мы, безусловно, имеем дело с настоящим феноменом, который крайне редко встречается, когда кинопроизведение, угадывающее подспудные настроения широких слоёв населения, словно соответствует их ожиданиям в ещё более высокой, по сути — почти в мифологической степени. Как выразилась на каком-то из форумов одна зрительница из Москвы, «посмотрев «Брат 2», понимаешь, что не всё так плохо, хотя и сказка».

Вот здесь как раз и уловлен гениально простой принцип, превращающий кино именно в «фабрику грёз» — и в Голливуде, и у нас в советские времена, когда «Цирк», «Кубанские казаки» или «Москва слезам не верит» были той «второй реальностью», которая чисто по-зрительски (да и по-человечески) лучше и правдивее первой, подлинной. Как к этому относиться — восхищаться или клеймить позором?! Видеть в желании автора понравиться народу лишь сознательное упрощение сложных вещей, потворствование тем инстинктам, которые сидят глубоко внутри подавляющего числа соотечественников?!

2000