Заводной апельсин, A Clockwork Orange, 1971
Философская антиутопия.
Один из самых знаменитых фильмов в истории мирового кино, вероятно, не произведёт сегодня на публику, более привычную к откровенным и жестоким сценам на экране, такого же сногсшибательного впечатления, как это было в момент выхода картины в начале 70-х годов. Философская аллегория Стенли Кубрика на основе культового сочинения Энтони Бёрджесса с большой долей чёрного и абсурдного юмора рассказывает об агрессивном антигерое Алексе из недалёкого будущего, что вызвало бурные споры среди критиков — о сущности насилия, тоталитаризме общества, перспективах развития человеческой цивилизации. А рядовые зрители были шокированы цинизмом, с которым герой совершал свои преступные деяния, поэтому они не очень-то вникали в суть художественно-интеллектуальных изысканий режиссёра (между прочим, в его адрес даже стали поступать различные угрозы — и сам Кубрик был вынужден настоять на изъятии ленты из английского проката, а повторно её выпустили на экран лишь в 2000 году, уже после смерти постановщика).
Между тем, Стенли Кубрик исследовал в своём пророческом по многим параметрам фильме механизм существования индивидуального и общественного насилия, подавления личности и превращения её в «послушного ребенка» — некий «заводной апельсин» — с помощью аппарата власти и её различных институтов. Когда Алекса усиленно стремятся отвратить от дурных наклонностей, то не только делают ему специальные инъекции, но и вынуждают в сопровождении Девятой симфонии Бетховена (а она ведь создана на основе оды Шиллера «К радости») смотреть жестокие кинокадры, в том числе — хронику о зверствах нацистов. С Алексом поступают словно с законченным алкоголиком или же с наркоманом на последней стадии, пытаясь вызвать физическое отторжение от собственной непреодолимой мании. Но, как и в случае с этими зависимыми от своей болезни людьми, принудительное лечение Алекса от проявления неуправляемых агрессивных инстинктов не приводит к желаемому результату. Прежде обожаемый им Бетховен ещё может спровоцировать почти рвотный эффект, однако лицезрение документально запечатлённых ужасов всё-таки не повлияло на животную страсть юного негодяя из недалёкого будущего к совершению злонамеренных деяний. Как говорится, природа берёт своё!
Большинство даровитых и просто бездарных постановщиков во всём мире с жадностью набросились на целую россыпь кинематографических открытий, щедро предложенных Кубриком в «Заводном апельсине». Не удивительно, что сейчас многое из данной картины может показаться невероятно знакомым по массе других произведений. А по-настоящему творчески — страстно споря и явно не соглашаясь с позицией Стенли Кубрика — подошёл к его работе только лишь англичанин Линдсей Андерсон, создав буквально через два года в ленте «О, счастливчик!» (и даже при участии того же актёра Малколма МакДауэлла) как бы антивариант «Заводного апельсина». Было бы также интересно задаться целью и сопоставить с этим фильмом начала 70-х годов супермодные творения девяностых, например, «Криминальное чтиво» Квентина Тарантино, а ещё лучше — иную британскую картину «На игле» о новых «забавах молодых», по сравнению с которыми Алекс может показаться чуть ли не пай-мальчиком.
А среди редкостных достоинств не только данного произведения Кубрика особо хотелось бы отметить его удивительную способность использовать классическую и современную музыку в совершенно неожиданном и подчас парадоксальном плане, обязательно контрапунктно и ассоциативно по отношению к изображению. То, как он включает в экранное повествование в «Заводном апельсине» музыку Джоакино Россини (не случайно, что она до сих пор входит в число киномелодий-хитов) или же заглавную песенку из популярного мюзикла «Поющий под дождём», поражает и спустя десятилетия после первого просмотра.
1989/1997
