Ты смеешься, Tu ridi, 1998

Трагикомическая притча.

Казалось бы, к творчеству Паоло и Витторио Тавиани в последние лет двадцать трудно предъявить особые претензии — они снимают всё-таки добротное кино, чаще экранизации классических произведений, исполняя их, в принципе, на хорошем культурном уровне. И в отличие, допустим, от скучноватой, пусть изобразительно богатой версии «И свет во тьме светит» Льва Толстого, в очередном обращении этих итальянских режиссёров к творчеству Луиджи Пиранделло (они уже сняли в 1984 году одну из своих лучших картин «Хаос») можно заметить в ленте «Ты смеёшься» не только их давнюю склонность к парадоксальным житейским историям, но и к своеобразному юмору.

Его не назовёшь чёрным, мрачным и даже горьким, печальным — а это вроде бы нередко присуще «комедиям по-итальянски». Но в двух рассказанных историях, сюжеты которых почерпнуты у Пиранделло и развиты братьями Тавиани (особенно существенно — во второй новелле, где есть все приметы и атрибуты современности), несмотря на наличие внешнего комизма, что менее всего удаётся этим постановщикам, содержится ещё какой-то странный, почти загадочный скрытый план некоего интеллектуального комизма.

В новелле «Феличе» (имя героя может быть переведено и как «счастливый») дело даже не в том, что потерявший свой голос бывший певец-баритон вынужден смиренно работать счетоводом в оперном театре, а по ночам во сне его одолевает беспричинный смех. Важнее оказывается иной мотив — решение Феличе, пристыдив всех своих обидчиков, покончить с собой на берегу моря. Но и это не получается — вдруг на пустынном берегу появляется бывшая хористка, в которую он когда-то готов был влюбиться, и она вроде бы прельщает возможностью начать всё заново и чуть ли не запеть, как прежде. А потом герой куда-то исчезает, и неясно, что вообще с ним стало — лишь только море волнуется сильнее. И с панорамы по бурным волнам начинается уже другой сюжет про два похищения.

Одно случилось в наши дни, другое — столетие назад. Но оба происшествия оставляют то же ощущение тайны и лукавой усмешки судьбы — по отношению к персонажам, а, в первую очередь, по поводу возможного восприятия зрителей. Старик-врач, зачем-то похищенный тремя молодыми крестьянами, поведав им в заточении, что Земля — круглая, и она вертится, как утверждал ещё Галилео Галилей, внезапно умирает за грудой камней, играя в прятки с детьми. А современный похититель, который играет с украденным мальчишкой в футбол и покупает ему компьютер с программой обучения рисованию, оказывается похожим на Иуду с картины «Поцелуй Иуды», и потом вынужден большим камнем убить уже не нужного ему похищенного ребёнка, чтобы в одиночестве тупо танцевать в комнате с решётками.

Отстранение ситуаций, естественно, воспринятое у Пиранделло, превращает две новеллы, которые поведаны на языке кино, не просто в трагикомедию, но даже и не в отвлечённую иносказательную притчу (что было характерно для Паоло и Витторио Тавиани на рубеже 60—70-х годов). Интереснее всего, как от вполне житейских историй совершается неуловимый переход к чему-то, оставляющему нас сначала в недоумении и растерянности (а как на это реагировать?!), затем заставляющему предполагать, что тут присутствует более мудрая загадка, которая нам вообще неподвластна. Будто невидимый демиург развлекает себя хитроумными манипуляциями с людьми — и именно его смех разносится в предутреннем пространстве.

1999/2007